Шарлин Харрис - Танцующие в темноте[4-3]
— Никто не был ко мне так близко, — сказала она. — Включая врача, который часто меня осматривал.
Затем она велела себе заткнуться. Ее просто несет.
— Никто не должен тебя часто осматривать, — рассеянно пробормотал Шон. — Никто, кроме меня.
Его пальцы, казавшиеся белыми даже на ее коже цвета магнолии, коснулись темного синяка на ее ребрах.
— Ты сильно пострадала?
— Тело тянет, и все болит, — согласилась Ру. — Думаю, мышцы у меня тогда все еще были напряжены, и когда мне влетело…
Он очень нежно коснулся ее бока, его рука была слишком близко от ее груди.
— Ты сможешь танцевать сегодня? Нам нужно позвонить Сильвии и отменить выступление, если ты не в состоянии. Она сможет взять Томпсона и Джулию.
Он был все еще возбужден. Ей потребовались огромные усилия, чтобы вспомнить о своих ноющих мышцах.
— Я не знаю, — ответила она, стараясь скрыть, насколько тяжело она дышит.
— Повернись, — сказал он, и она послушно выполнила его просьбу. — Как твоя спина?
Она проверила, подвигав плечами.
— Вроде, в порядке.
Его пальцы стали спускаться по ее позвоночнику, и она задержала дыхание. Его рука погладила ее бедро.
— Не думаю, что там есть ушибы, — произнесла она, улыбаясь в подушку.
— А здесь? — его рука двинулась дальше.
— И здесь тоже.
— Может, здесь?
— О, нет! Определенно не здесь!
Он вошел в нее сзади, удерживая свой вес на руках, чтобы не давить на ее избитые ребра.
— Здесь? — спросил он, и озорство в его голосе наполнило ее сердце щемящей нежностью.
— Вот там… лучше… помассировать… — сказала она, задыхаясь.
— Вот так?
— О, да!
После того, как они провалялись счастливых полчаса, наслаждаясь результатом, Ру произнесла:
— Не хотелось бы говорить об этом, но я хочу есть.
Шон, уязвленный собственной непредусмотрительностью, выскочил из постели одним изящным движением. Прежде чем Ру поняла, что происходит, он перенес ее из постели в кресло, чистые простыни были расстелены на постели, а грязные убраны в корзину для белья. Он включил для нее душ и поинтересовался, какого рода еду она предпочитает.
— Без разницы; все, что можно найти поблизости, — ответила Ру. — За это-то я и обожаю большие города. За то, что в двух шагах всегда можно найти еду.
— Когда ты выйдешь из душа, я уже вернусь с чем-нибудь съедобным, — пообещал Шон.
— Ты, наверное, давно не покупал еду? — спросила она, и ее поразила мысль, что, учитывая его возраст, и внезапно она осознала его возраст, чего раньше до конца не понимала.
Он покачал головой.
— Это создаст тебе проблемы?
— Тебе это нужно, и я это обеспечу, — сказал он.
Она задумчиво посмотрела на него, и ее губы задумчиво сжались. Он сказал это не как безнадежный подкаблучник. Он сказал это не как мужчина, жаждавший контролировать каждый вздох своей возлюбленной. И он не сказал это, как аристократ, привыкший раздавать указания.
— Тогда ладно, — медленно произнесла Ру, все еще размышляя о нем. — Я пойду в душ.
Тепло воды и минуты уединения были чудесны. Последние годы она не имела столь продолжительного общения с людьми один на один, и теперь, бросившись очертя голову в столь близкие отношения, она была потрясена. Они доставляли удовольствие, но все еще шокировали.
Чистые волосы и чистое тело буквально сотворили чудо с образом ее мышления, и в свете того, что Шон выразил решимость обеспечивать ее, она обнаружила у него пару джинсов, в которые смогла влезть. Она закатала отворот брюк, и натянула линялую тыквенно-оранжевую футболку. Сразу бросалось в глаза, что на ней не было бюстгальтера, но она просто не знала, где он. У нее были ужасные подозрения, что он остался в студии, и мог раскрыть их тайну остальным танцорам. Она покинула ванную и прошлась по гостиной/кабинету/столовой в ожидании Шона. Комната была маленькой и опрятной, и имела пару узких окон, через которые Ру могла видеть ноги прохожих. Ру поняла, что Шон жил в цокольном этаже.
Очень скоро он пришел с двумя пакетами еды.
— Как много ты можешь съесть? — спросил он. — Я понял, что совсем это забыл.
Он взял китайской еды, которую Ру любила, но купил ее еще на четверых. К счастью, в пакетах были вилки и салфетки — у Шона подобные вещи не водились.
— Шон, — сказала Ру, ей нравилось произносить его имя, — сядь, пожалуйста, и пока я буду есть, расскажи о своей жизни.
Она знала, как он выглядел, когда его обратили, но ничего не знала о его детстве. Это вносило беспорядок в ее голову.
— Когда я был в Пайнвилле, — стал рассказывать он, — я заглянул в окна дома твоих родителей. Мне было любопытно, вот и все. В гостиной сидел твой отец, уставившись на огромную стеклянную витрину во всю стену.
— Там весь мой хлам, — тихо сказала Ру.
— Короны, призы, наградные ленты.
— О, боже мой, они все еще держат это на виду? Это так… печально. У него в руке была рюмка?
Шон кивнул.
— Почему ты рассказываешь мне об этом, когда я спрашиваю тебя о твоей жизни?
— Ты, будучи признанной королевой и имея целую стену корон, безусловно, относишься к американской аристократии, — произнес он, добавив связующее звено.
Она рассмеялась — ну, разве он не чудо?
— Ты-то относишься, — повторил он, — и я знаю, что ты слышала, как Сильвия назвала меня аристократом. Так вот, она шутит. Мое происхождение куда более скромно.
— Я заметила, что ты со знанием дела можешь застелить постель, — сказала Ру.
— В отношении обслуживания людей я могу сделать все, что угодно, — продолжил Шон. Он выглядел спокойным, но Ру знала, что это только видимость — что-то было в том, как лежали его руки на краешке стола. — Большую часть своей человеческой жизни я был слугой.
Глава 9
— Так ты был джентльменом[14] джентльмена? — Её глаза загорелись любопытством.
Его, казалось, поразила такая реакция.
— Да, я из семьи бедняков. Мне было всего одиннадцать, когда умер отец, и я не мог работать в кузнице за него. Мама была в полной растерянности. Нас было пятеро, и пришлось продать кузницу, переселиться в домик поменьше, а моей старшей сестре — ей было пятнадцать лет — пришлось выйти замуж. Я же должен был найти работу.
— Бедняжка, — сказал Ру. — Тебе так рано пришлось бросить школу!
По лицу Шона скользнула улыбка:
— Для таких, как я, не было школ. Я умел читать и писать, потому что меня научил наш священник. Мои сёстры не умели, потому что никому не приходило в голову, что это им может понадобиться. Он нахмурился:
